- Бездушные люди не могут быть красивыми, Кайл, - Марлен сладко потянулась, перевернулась со спины на бок и зажмурилась от настойчиво пробивающихся сквозь тяжелые зеленые шторы солнечных лучей. От ее сережек по атласному одеялу побежали солнечные зайчики, что, по мере ее передвижения, подбирались все ближе к лицу Треверса.
- А ты то красивый.
Марлен потянулась за самым ярким зайчиком на его шее и
с громким воплем упала с совершенно другой [односпальной] кровати, запутавшись в дурацком красном пологе и угодив растрепанными волосами прямиком в недоеденную вечером упаковку от Берти Боттс.
Ну и какой прок, спрашивается, от того, что ты волшебник, когда даже сны себе наколдовать не можешь? Или обойтись без выстригания из волос намертво прилипших леденцов? – Можно понежнее? – Маккиннон ущипнула за ногу пыхтящую над ее прической Лаффкин и принялась вскрывать только что принесенный ей какой-то младшекурсницей розовенький конверт. – Вот ничему тебя жизнь не учит, – Патил развалилась на парте, не проявляя должного интереса к важным делам, которыми были заняты ее подруги.
И здравомыслящая часть Марлен была с ней абсолютно солидарна – с этой её страстью к эпистолярной связи пора было заканчивать, и МакКи бы обязательно закончила, но все эти записочки от тайных поклонников слишком уж будоражили оставшиеся девяносто процентов Маккиннон. – Ой, брось, подумаешь, кто-то один раз просто нехорошо пошутил с факелами, – эти же самые проценты не позволили тогда Марлен рассказать подружкам всю правду про злополучное рандеву в Зале Славы – ну, врезалась в стеллаж, что с того? Ай, Сьюзи, не оттяпай лишнего! – Маккиннон истошно взвизгнула не столько от парикмахерских услуг Лаффкин, сколько от содержимого свеженького любовного письма.
Малышка МакКи так любит целоваться, что ей без разницы с кем это делать. Меняю один тайный поцелуй с Дэвисом на один прилюдный с Треверсом. Марлен тихонько ахнула,  а последующее «давай-ка не дергайся» от Лаффкин прозвучало весьма двусмысленно.
Весь последующий день Марлен пыталась убедить себя в том, что она и не дергается вовсе. Хотя даже за обедом самозабвенно нервно отбивала ногой последнюю песню Селестины [в ее исполнении больше похожую на похоронный марш]. – Ты снова соврешь, но всё же я спрошу, – Патил со всей силы наступила Марлен на туфлю, и та от неожиданности чуть не пролила тыквенный сок на новую мантию – что-то случилось? Маккиннон пожала плечами, и, дабы не сболтнуть лишнего, запихала в рот тыквенный кекс.
– Вы не видели Сьюзи Лаффкин? -  второкурсник с желтой нашивкой на мантии появился как будто из-под Земли. – Я нашел письмо для нее в нашей гостиной. Марли успешно подавилась, увидев в его руках идентичный ее утреннему розовый конверт.
Как оказалось позже, горел он лучше прежнего. Вместе с ее уверенностью в том, что она правильно делает, храня все эти никому ненужные секреты.
Ситуация дошла до абсурда за завтраком на следующий день, когда нескладная сипуха Лаффин принесла огромный розовый воплиер во всеуслышание предостерегающий Марлен от необдуманных поступков, вроде баловства с секретами и огнем. И, в конечном итоге, ей ничего и не оставалось, кроме как сыграть по правилам придурошного вездесущего автора записок или же рассказать Лаффкин о ее недавнем поцелуе с Дэвисом.
Выбор был противно очевиден.
Марлен нашла Кайла во внутреннем дворе вместе с дурацким Долоховым, и, не собираясь с духом, [ибо перед смертью, говорят, в любом случае не надышишься] прошествовала весь этот путь от сопровождающего ее и неумело присвистнувшего Яксли до не обращающего на нее никакого внимания Треверса; с гордо поднятой головой, втиснулась между ним и Антонином, встала на носочки и, без особого энтузиазма и не закрывая глаз, сделала то, что должна была, наверное, сделать еще вчера, до того, как довела себя до отчаянья и ручки – Марлен, поцеловала Треверса! – писк Лаффкин она различила бы и среди большего количества улюлюкающих и горланящих голосов, так же как и емкое Патиловское «ебать!»
-----------------------------------------------------------
   
-----------------------------------------------------------
На Марлен было ярко-красное платье, куча колец и браслетов, а так же литр хвойных духов.
Все это придавало ей больше сходств с рождественской елкой, что стояла в их уютной маленькой гостиной, чем с суетящейся вокруг нее миссис Маккиннон. – Не забудь печенье! Сьюзи его так любит! Ты взяла теплую мантию? А вдруг у них там нет… – Мам, из камина в камин! - Марли закатила глаза и, прихватив со стола розовую коробку с печеньем производства миссис Маккиннон, шагнула в камин с четким и лаконичным "поместье Треверсов".
Нет, серьезно, какая теплая мантия? Сюда в пору снаряжаться всеми аврорскими примочками. Или ножом.
У Марлен не было ни того, ни другого, только розовая коробка с персональным печеньем для Сьюзи Лаффкин, которой, как и всех остальных ее подружек, не оказалось в списке встречающих ее в гостиной у Мэйред. Что определенно настораживало.
Марли стряхнула золу с новенького платья и сделала несколько шагов вперед по направлению к накрытому сластями журнальному столику. – Вот только не надо делать вид, что вы меня совсем не ждали, – достаточно громко сказала она, на всякий случай, доставая волшебную палочку -  я серьезно, Сьюзи, у меня твое любимое печенье, – Марли показательно потрясла коробкой с презентом от миссис Маккинон – с арахисом – но гостиная ответила ей все той же подозрительной тишиной.  – Ладно, это уже не сме..МЕЕЕЕРЛИН.
Как ни странно первой из-за дивана с гоготом и, наверняка, с огромным чувством собственной невъебенности выскочила Патил. – Ты свое лицо видела? Давай сюда свое печенье. Следом Лаффкин. И Треверс. Маккиннон шумно выдохнула – вы в курсе, что я вас ненавижу? Ненавиииижу – она плюхнулась на диван невольно подмечая, что с момента таких вот последних посиделок их стало на одну меньше. Меньше на Тёрпин.
Прости, бедняжка Кэсси, но лакричные палочки отлично отгоняют чувство тревоги, а в Рождество не случается ничего плохого.
– Я принесла матушкину настойку.
Ничего. Плохого. Сьюзи.